Вы здесь
«…С отчетливой надеждой на печаль»
История одной любви
Кони шли босиком к водопою
По следам, что оставили мы,
Возвращаясь назад через поле
Из двухместной любовной тюрьмы.
Истомленные жаждой познанья,
Мы паслись на другом берегу
И, напившись любви и страданья,
Оказались босые в снегу.
Лишь тебе улыбнулась гнедая,
Только мне поклонился гнедой,
Когда шли мы в упряжке, страдая:
Молодая и я, молодой.
Никогда с тобой счастлив я не был,
Потому что всегда и везде
Ты тайком улетала на небо,
Чтобы ждал я тебя на земле.
И я снова бреду к водопою,
Чтоб напиться студеной воды —
Через снега несжатое поле, —
Разбивать своей мордою льды.
Жеребят разноцветная стая
Возвращается с неба с тобой.
Я, босой, и ты тоже, босая,
Долбим лед — напоить их водой.
* * *
деревенский вор
подперев щеку
ждет полуночи
ему чудится
из-под белых штор
дружелюбный взор
тихой дурочки
ходит кот впотьмах
мама спит-лежит
кони поены
вот ладони взмах
и она летит
губы сдвоены
а помещица
ей семнадцать лет
спит за стеклами
с нею лег во сне
молодой ранет
ветки мокрые
* * *
О не смей, сыромятное сердце,
Так сжиматься от смертной тоски —
В том окне, где состарилось детство, —
Буква «Х» в две сосновых доски.
...Уж не выйдет Демидыч, не встретит вас ласковым словом,
Не сыграет на хромке, не выпьет треклятой стакан,
А потом своей Марьей до дому на ручках несомый,
Не застонет, сердечный, от курских и краковских ран.
Сколько кружев с морозных окошек
Успевала связать к Рождеству,
А теперь вот, такая хорошая,
На работу ушла ко Христу.
Вместо слез вытирая снежинки,
Он прижался виском к косяку...
Птицы черные, словно косынки,
Всё летели на грудь старику.
Еще крепче вцепившись в работу
Черно-синими венами рук,
Он забыл, что он есть, но что кто-то
Ходит к месту последних разлук.
Весь облит водяными частицами,
Шел, обнявшись, в поля с Воронком,
Задушевное дерево с птицами
Пробегало вдали босиком.
Я молчу. Потому что не знаю,
Как старик истончился на нет.
Я курю. Я опять вспоминаю
Деревенский немеркнущий свет.
...Что ж опять ты, сыночек, не спишь, мое милое золотце, —
Мама гладит меня позолоченной в долгой работе рукой,
Ангел сна, позабыв обо мне, на ладонь ее светлую молится,
Омываемый льющейся в темную комнату лунной рекой.
...Там, где солнце садится в телегу,
Повалюсь в голубую траву
И засну под березовым снегом
В незасыпанном полностью рву.
* * *
Голову на плаху, сердце на алтарь —
Со всего размаху, как когда-то встарь.
Верная, красивая, сильная любовь,
На алтарь, на плаху меня приуготовь.
Скоро снег распустится на тысячу вод —
Помолиться в церковь мой палач пойдет.
В подзакатный вечер, в день успенья зимы
Будет чист и светел образ русской земли.
Прорубь потемнеет от вешней воды,
Только в одну сторону ведут к ней следы.
* * *
Саня пил вино зеленое
С незабудками в руке,
Две березы в черных платьях
Показались вдалеке.
Господин мужик с гитарой
Поднимался от реки,
Напевая грудью впалой
Одинокие стихи.
У ручья, в траве деревьев,
Мальчик с липовой ногой
Спит лицом на оглавленьи
Нашей книги дорогой.
Через поле маргариток
Все, кого я помянул,
Собралися на молитву,
Да и я не преминул.
Суслик с мокрыми глазами,
Покажи мне со слезами
Позаброшенную флешь...
Вот удача. Рыть не надо.
Здесь пшеничная ограда
Для несбывшихся надежд.
* * *
Тоска по женщине хорошей
С надменным, граждане, лицом,
Ну неужели не поможет
Родное сердце, или тоже
В нем тянется старинный сон?
То было осенью, однажды
Пошли на убыль холода.
Красивый узкий змей бумажный
Над нашей родиной летал.
Еще за полночь видно было,
Что он всегда был, испокон,
И шесть крестьянинов лениво
Ему грозили кулаком.
Тогда как в русском букваре
Насобирать, добрать глаголы,
Тогда как хочется скорей
Разбить глаза о радиолу
«Родина».
Большущ
И мягок рот твой, мамочка.
Я полощусь,
бумажный змей,
Как во дворе цветная наволочка.
Коричневым ли, золотым
Сгорит наш сад.
Ну жаль.
Ну очень.
Я делаюсь совсем простым
Вот этой ночью.
…Пиши сама.
В дороге
Что ж, расстанемся… Я ведь не против,
Но скажу я тебе без прикрас:
Полюбился мне крепкий наркотик
Голубых твоих ласковых глаз.
В третий раз нас дорога спасает:
То сведет, то опять разбросает…
Конь внатяжку встречь ветру идет,
Он везет, ну а нам — не везет.
Я-то думал, что выжил, что выстоял,
Что тебя, может, ранил больней,
Не заметив два ласковых выстрела
Из-под черных внатяжку бровей.
* * *
Все в мире пепел, все свет, все тень — все только лепет, все лесть, все всклень,
да лишь бы правда жила в цвету настойкой девушек да на спирту.
Дыра опять никак не пришивается,
Лесник принять букет не соглашается,
Любовь любой ценой не приживается,
Невеста в мое сердце не вмещается.
Ну хорошо, ты говоришь, есть весть, что вместо лести всем будет месть,
да лишь бы правда в алчбе с судьбой не опоила нас сон-травой.
Недолго спал, да много в жизни видел я,
Меня страна ни разу не обидела,
Я тихо жил, как каменная ласточка,
На синем небе серая заплаточка.
Все в мире пепел, все земь, все прель — лишь прах и трепет, лишь тлен, скудель,
да лишь бы правда с судьбой в ладу нас не застигла в земном саду.
Твои глаза, как небо темной осенью, —
Ни разу не цвели, не плодоносили,
Прости меня, люби меня, встречай
С отчетливой надеждой на печаль.