Вы здесь
Белый дым
* * *
Человеку снится сон,
будто он уже не он.
Жуткий сон в потеках воска,
что без лошади, без войска,
с непокрытой головой
он лежит, ну как живой,
под горой у Пятигорска.
Только дырочка в груди
с аккуратными краями.
Только свет в конце пути
в свежевыкопанной яме.
Упадет на землю листик
и обнимется с травой.
Вот набросок черновой,
остальное сам домысли.
Как теряется тропа,
потакая злому року,
и брюхатая арба,
переваливаясь с боку
на бок, медленно ползет,
и перебегает кот
перед всадником дорогу.
Как прозрачна и легка
говорливая река.
И ожившие вершины
на горбах издалека
снег везут и облака.
И горяночка с кувшином
дразнит сердце казака.
* * *
Да что б ты знал о чуде Рождества,
когда бы не прабабкины слова,
пропахшие навозом и овином?
И сколько нас, не помнящих родства,
Иванов, Александров, Валентинов!
Наш бедный мир, он так похож на хлев.
Нарежем лук, преломим черный хлеб
и рыбу, запеченную в духовке.
Друзья, прекрасен будет наш вертеп!
И спирт, как на параде, в поллитровке.
Все будет так! Все будет только так!
И мы с тобой, и в сердце кавардак,
и дым столбом, и грязная посуда.
А ночью все завалит снегом так,
что утром ахнешь: вот оно и чудо!
* * *
Жить на выезде где-то у танка.
Две речушки — Ташла и Мутнянка.
Кто додумался так их назвать?
И на три, как сказали б, калеки
куча банков, сплошные аптеки,
чтоб лекарства в кредит покупать.
Развлечений — жениться, надраться
и на собственной свадьбе подраться.
Хорошо, есть еще Интернет.
Или так: напроситься к соседке
под предлогом ремонта розетки,
если дома родителей нет.
Выпадать начиная в осадок,
разменяешь и пятый десяток,
сам ходячий уже анекдот.
Здесь и там — и везде на полставки —
ожидаешь от жизни прибавки
и дежурный жуешь бутерброд.
Август
Воздух, с самого утра
доведенный до кипенья.
Громко выдохнешь: «Жара» —
исчезая вместе с тенью.
Высох бедный виноград
и причудливо изогнут.
Рядом тополь, как солдат,
на все пуговки застегнут.
Обмелевшая река
и брюхатая корова.
И такие облака,
что не вымолвить ни слова.
* * *
Вполне пристойное местечко —
турецкий банк, завод и речка,
избушки только портят вид.
В одной из них окно горит.
Там обручальное колечко
старушка в рюмочке хранит.
Ее сынок, прикольный малый,
разбавив местный колорит,
нагрянул в гости к нам с Ямала.
Деньгами в городе сорит.
По кабакам да ресторанам —
за тех, чьи образы чисты,
за них, исчезнувших в тумане,
за их прекрасные черты.
Они застряли в прошлом веке
и там остались навсегда,
снимая баб на дискотеке,
срезая с вышек провода.
Я тоже, спец по небылицам,
ловил красавиц на живца
и длинный ноготь на мизинце
отращивал, как у отца.
Ножом тушенку ел из банки,
как раб, закованный в кирзу,
и под «Прощание славянки»
глотал колючую слезу.
Я тоже с юностью прощался
и бред какой-то лепетал,
но в белый дым не превращался
и никуда не улетал.