Вы здесь

«Многое мне сегодня дано…»

Любови Никитовне Арбачаковой – шестьдесят

 

Главные вехи ее жизни и творчества таковы. Родилась 1 мая 1963 года в многодетной (четыре брата и три сестры) шорской семье в маленькой (пять дворов) деревушке Анзасс Таштагольского района (Кемеровская область – Кузбасс).  Русскому языку выучилась в Чилису-Анзасской школе-интернате, среднюю школу окончила в поселке Спасск, затем окончила Мариинский лесотехнический техникум, работала художником декоративной росписи на фабрике «Весна» в Кемерове.

На отделение шорского языка и литературы Новокузнецкого пединститута была привлечена ученым-фольклористом Андреем Ильичом Чудояковым, тогда еще только формировавшим это отделение в составе факультета русского языка и литературы и лично набиравшим студентов на первый курс этого отделения. В 1994 году она окончила это отделение и, как наиболее успешная студентка, была оставлена на кафедре для преподавательской работы. Сразу поступила в аспирантуру Института филологии Сибирского отделения Академии наук, а в 1998 году защитила диссертацию на тему «Текстология шорского героического фольклора».

Как молодой ученый, она сумела воспринять, продолжить и закончить труд, которому посвятил свою жизнь ее Учитель – Андрей Ильич Чудояков, который за долгие годы прошел пешком всю Шорию, собирая и записывая народные сказания и легенды кайчи-сказителей. Научную обработку этих легенд и преданий и завершит Любовь Арбачакова после ухода из жизни в 1994 году Андрея Ильича. Она завершит грандиозный научный труд «Фольклор шорцев» уже как старший научный сотрудник Института филологии СО РАН, кандидат филологических наук.

Все эти годы увлеченно, с любовью и волнением Любовь Никитовна создает картины и пишет стихи. Еще в 1997 году она стала членом Союза писателей России, а в 2005-м – членом Союза художников. Стихи и рассказы она пишет и на шорском, и на русском языке, занимается переводами. Она написала книги «Текстология шорского героического эпоса» (2001), «Шаманы Горной Шории: этнографические очерки и тексты камланий» (2004) и выпустила сборники стихотворений: «Тернии души» («Онзас Черим»; 2001), «Колыбельная любви» (2004), «Песни шориянки» (2011), «Затерялась я во вселенной» (2019).

Первая выставка ее живописных работ состоялась в Новокузнецком художественном музее, следующие выставки прошли в Прокопьевске, Таштаголе, Мысках, Междуреченске, Кемерове, Новосибирске, везде вызывая самые восторженные отзывы посетителей и специалистов. Ее живописные работы приобрели частные коллекционеры из России, США, Германии и Турции.

В 2004 году в Кемерове департаментом национальной политики был издан альбом ее живописных работ с предисловиями доцента Новокузнецкого филиала Кемеровского государственного университета Г. В. Косточакова и главного хранителя Новокузнецкого художественного музея Л. Н. Лариной.

В 2012 году Московский институт перевода Библии издал альбом «Рассказы об Иисусе Христе», переведенные Л. Н. Арбачаковой на шорский язык с ее великолепными цветными иллюстрациями. В 2021 году она написала и издала в Кемерове книгу рассказов «Под небом Анзасса» на русском языке, но по мотивам шорских народных сказаний. И в том же 2021 году сделала перевод сказок Льюиса Кэррола «Алиса в стране чудес» на шорский язык, книжку издали также в Кемерове.

 

Я перечисляю эти труды и свершения к ее 60-летию, потому что нельзя не восхищаться талантом и духовной энергией Любови Никитовны, прекрасной дочери своего народа.

Этот выплеск таланта и творческой энергии стал возможен не в силу родовой или семейной наследственности, а в силу той скрытой потенции, что заложена в глубине народной жизни. Ее отец и мать, дедушка, погибший на фронте, – никто не обладал никакими творческими способностями. У отца было два класса образования, мать вообще была неграмотна, дедушка не владел русским языком. Но это были люди повседневного труда, чистой души, дни свои прожившие в единении с живой жизнью, с суровой и прекрасной природой.
 

Люба напишет о них так:
 

Грешная жизнь моего отца

Железной цепью к земле клонит.

Светлая жизнь моей матери

Золотой нитью к небу тянет.

 

И о своей многострадальной матери, которая уйдет из жизни в 43 года:
 

Мама – мамочка,

моя горемычная,

Лишь только вспомню тебя,

Слезы мои глаза застилают.

Не родитесь Аннами

в сентябре.
 

И о первооснове своего характера:
 

Люблю я тебя.

И тебя, прохожий.

Люблю всех собак,

Всех кошек и птиц,

Зеленую землю, цветы…

О, не покинь меня, это чувство!

 

 

В своей автобиографии она напишет о тяжком труде и бедности, в которой жила семья, о жалости к отцу, не имевшему какой-то стабильной работы, но так хотевшему жить и надломившемуся морально.

 

Будущей поэтессе и художнику так свойственно было изначальное чувство благодарности, осталось оно и по сей день. Еще студенткой она написала стихотворение «Памяти А. И. Чудоякова», выдержанное в стиле народного причитания и глубоко личное:

 

Великий учитель, ты ушел,

Нас одних на земле оставил.

Кто теперь, у реки присев,

О душе Томи нам расскажет?

Кто теперь боль отчизны поймет?

Кто вместе с нами, твоими детьми,

О прошлом, волнуясь, споет?

Кто теперь вопросы мои

Вернет мне, как прежде, ответом?

Потеряв великого сына,

Плачет Томь, плачет шорский народ.

Спи спокойно, Великий учитель!

Не умолкнет песня твоей Томи,

Не прервется

тобой проторенный путь!

(Сборник «Тернии души»)

 

Не берусь судить о Л. Н. Арбачаковой как о художнике, хотя с огромным удовольствием смотрю ее картины, а вот как о поэте попытаюсь сказать. В основном буду опираться на стихотворения из ее сборников «Песни шориянки» (2011) и «Затерялась я во вселенной» (2019).

Сборники составлены из коротких стихотворений, самое большое – из десяти строк, самые маленькие – из двух-трех, в большинстве своем напоминающих японское хокку. Япония здесь, возможно, кстати; как замечает в предисловии к сборнику новосибирский поэт Владимир Берязев, «представляется очевидно правдивой легенда японцев о том, что их предки когда-то вышли из пределов Алтая».

В свое время В. Маяковский правильно утверждал: «Поэзия вся – езда в незнаемое». Это «незнаемое» – все вокруг нас и в нас – от космоса до внутреннего мира человека. «Я знаю все – но только не себя», – утверждает другой великий поэт. Устремленность к духовному познанию мира и себя в мире, без сомнения, определяет пафос лирики Л. Арбачаковой.

Для выражения этой устремленности бог дал ей редкое двойное дарование – талант художника и талант поэта. Талант художника в ней, очевидно, сильнее. Сама она об этом говорит так:

 

Нежданно навалилась тоска.

Мысли горькие одолели…

. . . . . . . . . . . . . . .

Давно бы тоска скрутила меня,

Когда б не моя живопись.

 

Говорит она и о приходе поэтического вдохновения:

 

Сердце мое встрепенулось:

Причитания народа послышались.

Это значит,

что время стихов наступило.

 

Первооснова ее поэтического творчества – это глубоко диалектическое восприятие жизни. Оно идет от веры предков в существование двух миров – мира Ульгена и мира Эрлика, или, по-христиански, Бога и дьявола, – и в нерасторжимую слитность этих миров.

 

Не торопись уходить

Туда, откуда возврата нет.

Ведь между «здесь» и «там»

Нет никаких границ.

 

Отсюда убежденность в том, что жизнь складывается из единства противоречий, она не однобока и не однолинейна, не сводится к страданиям и боли и уж тем более к бездумному потребительству и наслажденчеству. Главная ее ценность – это душа, то внутреннее, живое и сложное, чем должен жить человек.

Главное средство выражения сложного внутреннего мира человека, сложного вечно живого мира природы в лирике Л. Н. Арбачаковой – это метафоризм ее поэтического мышления.

Б. Пастернак называл метафору «скорописью человеческого духа». Белинский говорил о «неуследимой глубине художественного образа». Без метафоризма поэтического мышления и образ бы не состоялся. Но метафора метафоре рознь. Есть такие, в которых автор «вокруг смысла оригинальности пущей для дает гигантского кругаля», а есть – рожденные жизнью и органичные, как дыхание.

Метафоры в большинстве стихотворений Л. Арбачаковой мгновенны, интуитивны и тем самым оставляют читателю просторное поле для домысливания и дочувствования, стимулируя сотворчество.

Оцените, как много сказано на языке души:

 

По земле родного аала

Босиком пробежалась.

Теперь и душа, и ноги

в занозах…

 

Или еще:

 

Ты ушел, хлопнув дверью,

Как всегда, меня не дослушал.

Мне вспомнилось наше детство…

Ах, с каким удовольствием

Одна старуха-шаманка

Трубкой своей дымила.

Каким же маняще-сладостным

Был запах дымившей трубки

У старой соседки-шаманки

В нашем далеком детстве!

 

А вот стихотворение о погибшей сестре:

 

Избыть беду

По улице бреду.

Спина напряжена,

И сердце никнет:

Вдруг кто-то

Именем твоим

Меня окликнет?

 

Какая экономность в словах, но как полно передана трагедия! И эта деталь внешнего облика: «спина напряжена» в сочетании с метафорическим выражением душевного состояния: «сердце никнет»… Не упустим и звуковую организацию первого двустишия – с преобладанием звонких взрывных согласных «зб… бд… брд…» – выражение оглушенного сознания. Своего рода лирический микрошедевр. Мы не только почувствовали горе этой женщины, мы его еще и увидели.

 

Вот еще две словесные зарисовки, которые может сделать только художник:

 

Случайно

В горной речке

Поймала

Я солнца взгляд.

Взгляда не отведу,

Даже если ослепну:

Миг счастья!

 

И:

 

Я камушек бросила солнцу

В гладь речную.

Солнце встревоженное

Долго не могло успокоиться.

 

Стихотворения могут быть буквально пронизаны светом, цветом, и через эту гамму меняющихся красок возможно передать состояние души:

 

С восходом желтого солнца,

Светлое платье надев,

Жду твоего письма!

Красный вечер вручил мне записку...

Уставшее солнце за гору село,

И яркое платье мое померкло.

 

В краткой, но очень насыщенной мыслью, высокопрофессиональной статье «Живопись Любови Арбачаковой» Лариса Ларина, директор Новокузнецкого художественного музея, говорит о синкретизме фольклора как вида искусства. Помимо такой его составляющей, как искусство слова, существует еще и пластический фольклор. «Связь этих видов народного творчества очевидна, она имеет глубокие корни в народном мировоззрении, мировосприятии и мироощущении, – пишет исследовательница. – Поэтому вполне логично и естественно было обращение Арбачаковой от вербального фольклора к пластическому… Различие этих пространственных и временных искусств не допускает полного перевода смысла, но он и не нужен, наличие непереводимого становится смыслообразующим фактором».

Концептуальная мысль для понимания как живописи Л. Н. Арбачаковой, так и ее поэзии.

Всмотритесь и вслушайтесь в такие, например, пятистишия:

 

Осенним холодным утром всегда

Сквозь туман на реке Мрассу

Конь белогривый

Все мчится куда-то –

Но доскакать не может.

 

И еще:

 

Лодка любви

Тихо плывет по Мрассу...

Лишь где-то крылатая рыба,

К небу рванувшись,

Исчезает снова в синей бездне.

 

Вот как выражено абсолютное слияние с природой:

 

По Анзасской поляне,

Где давно заросла тропа,

Бегу, хмелея от счастья!

Росинки жемчужинами,

Омывая меня, скатываются,

Черную землю питая.

 

А вот вроде бы природная зарисовка, но она и простая, и такая глубокая философская мысль:

 

Время осени – миг поблекшего золота.

Время осени – минута горестных размышлений.

Время осени – время зовущей к себе земли.

Во владения осени я смиренно вступаю.
 

Всегда остается недоговоренность, за которой нечто скрытое, тайное, недосказанное.

 

Уместно будет сказать, кстати, как сама автор картин и стихов отзывается о себе. Вот две самооценки:
 

Я – художница.

Я – поэтесса.

Но... во всем –

Дилетантка.

 

И:

 

Многое мне сегодня дано.

Есть компьютер, чтоб стихи набирать,

Разные краски, чтоб картины писать.

Но…

шедевры не получаются.
 

Это не самоуничижение, но и не кокетство. Это и есть тот святой огонь недовольства собой, который делает художника художником.

Есть и такое стихотворение, выражающее авторское кредо:
 

Я художник, поэт,

Почти взнуздала коня-облако!

Пусть кто-то на этой земле

Крепко держит мой повод.
 

Этот «кто-то» и есть тот высокий нравственно-художественный критерий, который не позволяет терять чувство реальности ни в творчестве, ни в жизни.

 

Выше уже говорилось о диалектике и многогранности восприятия жизни в стихотворениях Л. Н. Арбачаковой. Интересно понаблюдать, как эта важнейшая особенность ее лирики диктует композицию ее лирических миниатюр.

В свое время еще Л. С. Выготский уподоблял стихотворения летательным аппаратам – легче или тяжелее воздуха. Одни, подобно надувным шарикам, существуют только за счет своей «поэтической» темы. Другие, подобно самолетам, преодолевают энтропию отражаемой в них житейской прозы внутренней энергией стиха. Она рождается из столкновения в стихе двух противоположных смыслов. Это столкновение и создает живой и сложный итоговый смысл стихотворения.

В большинстве лирических миниатюр Арбачаковой, даже на минимальном словесном пространстве, происходит это столкновение, рождающее авторское видение, часто очень своеобразное и всегда многомерное.

 

Стихотворение может быть на первый взгляд чисто бытовой сценкой:
 

Мне свекровь моя с радостью

Показала свою обнову.

Между делом сказала:

«Это чтобы ты знала,

В чем меня хоронить!»

 

Может быть жизненным раздумьем:
 

Я в мае родилась.

По-шорски – кандыкам цвести.

По-русски – вечно маяться.

По жизни – беды и цветы

переплетаются.

 

Может таить много невысказанного в однообразных буднях:

 

Сижу одиноко в многоэтажке.

За окном – грохот машин.

Ты вернулся с работы,

Молча включил телевизор...

Еще один день пропал!

 

Может содержать своеобразно переосмысленный, сниженный традиционный фольклорный мотив:

 

По лунной Мрассу

Твоя лодка летит ко мне.

Навстречу рванувшись,

Угодила я в грязную лужу!

 

Может касаться и сложных вопросов веры и приятия/неприятия жизни:

 

Шаман камлает неистово,

Пытаясь излечить мою душу…

А в переднем углу его дома

Лучится

Печальный лик Божьей матери.

 

И:

 

В мире ином я согласна на рай,

И даже на ад…

Лишь бы не снова на землю!

 

Может содержать в себе такой подтекст, что на добрую повесть хватит:

 

Моя семья, любимая, родная,

Моя опора…

О, как душа истерзана тобой!

 

Мысль может быть проста, обыденна, но по краткости и точности – афоризм:

 

Видно, я становлюсь старше!

Колкости, как занозы, впиваются –

В юности они шелухой отлетали.

 

Или вот еще об этом же и так же:

 

Быть может, и к счастью,

Что зрение хуже и хуже:

Ведь и морщин

Всё больше и больше…

 

Очень характерны для ее стиля и природно-психологические параллели:

 

Осеннее солнце

Жжет напоследок невыносимо.

Так и ласки твои:

Уж не нежны, а назойливы.

 

Чаще всего, как видим, концовка стихотворения может вступать в противоречие со всем стихом или бросать на него неожиданный свет, углубляя тем самым все суждение.

Читать ее стихотворения-миниатюры спешно, не вдумываясь и внутренне не подключаясь, не надо. А при внимательном чтении понимаешь, что за обыденными словами или картинками встают жизненные закономерности.

 

Интересен еще один штрих к творческому портрету. Поэтического отклика на темы и проблемы современности в сборнике практически нет, как и в живописи Арбачаковой. А те единичные, что в сборнике встретились, звучат в очень сдержанном ироническом тоне.

 

Издалека ко мне

Долгожданная подруга приехала!

При всех не рискнула

Расцеловаться –

Нынче ведь все переиначено…

 

И такая вот замечательная психологическая миниатюра:

 

Ты знаешь,

Он так наивен!

Позвонил

И в кино пригласил…

 

Замечателен и образ лирической героини, вобравший в себя и черты личности автора, и черты вообще женские. Образ этот динамичный, живой, полный противоречий и очень по-женски логичный. В основе его, конечно, сознание своего очарования, но и оно чуть-чуть иронично:

 

Мои подруги, суетясь,

К конкурсу Кен-Кыс готовятся,

Мечтают о короне красы Шории.

Я не готовлюсь к конкурсу,

Мне быть там не обязательно,

Ведь и без того я – красавица.

 

Любовь для такой натуры – главное условие жизненной гармонии и счастья:

 

Позволь полюбить тебя,

Не дай разочароваться!

Когда я с тобой –

Земля роднее становится,

И продлевается жизнь моя.

 

И снова поражает изобразительная сила:

 

Милого ожидая,

На стук дверей

Всю ночь выбегала –

Лишь грубый ветер

В объятья меня принимал.

 

Нужно сказать, что шорский фольклор вообще отличается чувственностью. Древние сказители-кайчи очень прямо и естественно выражали самые интимные чувства и переживания, оттого и были они так целомудренны и чисты.

Лирическая героиня Любови Арбачаковой отличается трепетностью, чувственностью, горячим желанием быть с любимым человеком. Вот некоторые из этих миниатюр.

 

* * *

 

Набухшие тучи

Нависли над нами.

Дыханье грозы приблизилось.

Укроюсь в твоих объятьях!

 

* * *

Нежность слов твоих вкушая,

Я опьянела нечаянно.

Жезлом прекрасным

Я так увлеклась,

Что вместе с тобой

В небеса поднялась.

 

* * *

Лесных цветов аромат,

Как губы любимого, пью!

В траве шелковистой,

Как в объятиях милого, нежусь!

Пускай в городской суете

Спасет меня этот райский мир!

 

Но и тут же у нее – высокое чувство собственного достоинства, природный ум, трезвость суждений и о себе, и о возлюбленном, большая внутренняя сила и спасительная ирония в оценке себя, своих чувств, других людей – любимых, любивших и просто чем-то интересных.

 

Нет, обычной бранью

Меня уже не пробить!

Сердце мое давно закрыто

Панцирем ран сердечных

и слез соленых…

* * *

Погоди, дай только

Слез росинкам скатиться, –

И я выпущу когти кошки!

 

* * *

Ночью мне не спалось.

Я вспоминала тех,

Кто хоть однажды

В меня влюблялся…

Никого не припомнила.

 

И снова поражает изобразительная сила слова, данная поэту-художнику и художнику-поэту:

 

Вспорхнула красавица юная,

Только косы взметнулись крыльями!

Прежних своих волос больше не отращу:

Как осенняя трава, они хрупки.

 

Когда она изредка касается интимных сторон любви, как касались их народные сказители-кайчи, она и тут остается верна своей манере – соединять высокое и низкое, духовное и телесное, повседневное и праздничное.

 

Любовь Арбачакова пришла к своему юбилею в расцвете своих творческих способностей. Она укрепляет культуру своего родного народа и делает весомый вклад в широкое русло культуры России.

 

Анатолий Сазыкин,

литературовед, доцент,

кандидат педагогических наук

 

17 апреля 2023 г.

г. Новокузнецк,

Кузбасс

100-летие «Сибирских огней»