Вы здесь
Сон до рассвета
* * *
Шмель, слетевший с рекламы «Билайна»,
Утолит желтизну в черноте.
Крановщица! Ни вира, ни майна
Не спасают. Ни эти, ни те.
Воскресает зверек землеройка,
Котлован зарастает травой.
Крановщица, зачем эта стройка
И стрела над моей головой?
Прорицатели сядут в галошу,
Ну а лучше бы — сразу в тюрьму.
Опускай неподъемную ношу,
Я холодные стропы приму.
Строфы
Подвластна певичке
Округлость заморского слова.
Достаточно спички —
И публика вспыхнуть готова.
Вкушают эстеты
Изыск кружевной арабески.
Но — батюшки светы! —
Какие вокруг перелески!
Де факто, де юре…
Холоп — и сановный вельможа.
Чужая культура.
Сухая змеиная кожа.
Чего-то не спится,
Как будто я кинут кидалой.
А отроковица
С годами сопьется, пожалуй.
* * *
Говорят, что случай слеп.
Нет же! Зряч. На то и случай.
Как иначе, потрох сучий,
Заработает на хлеб?
Говорят еще, что этот
Костоправ ли, костолом
Применяет гнусный метод —
Караулит за углом.
И опять догадка мимо:
Безучастный сделав вид,
Грустный, словно пантомима,
Он на площади стоит.
Со ступеньки на ступеньку,
Из метро, к нему:
— Родной!
Как охота? — Помаленьку. —
И обходит стороной.
* * *
В тех краях, где эфир прозрачен,
Черен хлеб, ключевая вода чиста,
Кто бы пастырем ни был назначен, —
Не для молитвы отворены уста.
Там поленницу почитают как вид искусства
И на дверь не навешивают замок,
И карманы честны, и в них не густо,
Что владельцам их невдомек.
В тех краях, от папоротников рябые,
Ждать не ждут, когда придут топоры,
Вековые, тянущиеся вдоль Бии,
По-научному — ленточные, боры.
Много лет прошло, как оттуда
Я сбежал. Могилы матери и отца
В тех краях. И уже не свершится чудо.
Не хочу сохранять лица,
Но хочу, чтобы в корне переиначен
Был удел обреченных на вырубку и разор,
В тех краях, где эфир прозрачен
И вода чиста сих пор.
* * *
Я безбытен. Выходит, безбеден.
И конфликт между мной и судьбой
Для меня абсолютно безвреден
И удар не опасен любой.
Раскулачить возможно ль идею?
В долговую внесенный тетрадь,
Не боюсь, потому что владею
Только тем, что нельзя потерять.
* * *
Великих мертвых опасливо отстраня,
Трогательная в своей неискренности,
Провозгласила — не кого-нибудь, а меня
Мэтром Западно-Сибирской низменности.
Уж лучше б я побывал под троллейбусом
Или другая приключилась утопия.
Совестно ощущать себя негусом
Средне-Сибирского —
Абиссинского! — плоскостопия.
…Я люблю ее
(По-отечески, яко дщерь),
И — пока не сгинули, не погибли мы, —
Вечность, пасть ненасытно не щерь:
Отношения наши
Незыблемы.
* * *
Эх, колючая стерня,
Сжатые поля.
Скоро примет и меня
Матушка-земля.
А со мной — прервется род.
Под грачиный грай
Память — вальс или фокстрот —
От безмолвия умрет.
Ты — не умирай!
Хоть и не было любви, —
Шел я по стерне, —
Ты, пожалуйста, живи,
Помни обо мне.
* * *
В старом парке цветет волчье лыко,
Ни беседок, ни светлых аллей.
Ну откуда взялась ты, улыбка,
Беспощадная, словно улика, —
Для тебя! — господин дуралей?
Ну откуда и нежность, и жалость
Меж чубушников в парке пустом?
И она ничего не боялась,
Эта девушка, — шла и смеялась,
И глаза прикрывала зонтом…
* * *
Уже который год
Ищу забитый вход
В полузабытый дом.
Ищу калитку в сад,
Где много лет назад
Я бегал босиком.
Все кажется: вот-вот,
Еще чуть-чуть, почти,
Ищу который год —
И не могу найти.
Но! Прошлое во мне,
Внутри, а не вовне —
Со светлым потолком
В квартирной полумгле,
Со ржицей-васильком
В стакане на столе,
С окном, раскрытым в сад,
И запахами трав.
Но в скарлатине брат,
Босяк по кличке Граф —
И женская рука
На детском лбу лежит:
Все хорошо, пока
Вечерний сад жужжит.
Но в сумерках вползет
Беда сквозь щель в стене.
И доктор не придет.
И брат умрет во сне.
Фантасмагория
Втиснут, вмят, не по-доброму впихнут —
Против воли — в сомнительный поезд.
…Фонари на перроне не вспыхнут,
Упреждая погоню и поиск.
Пахнет пыльным сукном, сухоцветом,
Валерьянкой, дешевым кагором.
Тесно мне в нерестилище этом,
И в ушах отдает ре-минором.
Ни роптанья, ни детского плача,
Ни малейшей зацепки для слуха.
Это, видимо, все же не плаха.
Депортация духа.
То не мелкие козни Фролова,
Счетовода из тридцать второго,
Чей сигнал безупречно оплачен —
Доноситель и сам раскулачен.
То не игры вождистов в английских,
В чанкайшистских и прочих шпионов,
Но молчание дальних и близких.
Глухота миллионов.
То не вывих истории нашей,
Но невинною девочкой Машей
Невзначай обозначенный вектор —
Переменчивый ветер.
…Как ни ахал, ни охал, ни эхал,
Ни стенал на глухом перегоне,
Но до станции дальней доехал
В неприветливом общем вагоне.
Вот и вышел с предчувствием боли,
Но неладное что-то со мною:
Впереди — медоносное поле,
И попутчиков нет за спиною.
Где народ из гадючьей теплушки?
Снова призрачный сон до рассвета?
Клевера. Кукованье кукушки
За опушкой гремящего лета.